Штиродост

[read4u]

Достала его из недр сообщества. Слеш. Может уже и выкладывала, не помню. Сейчас перечитала и мне понравилось =) Даже гордость какая-то появилась. Из меня не выйдет писателя, но мне нравится как пишу.
Дописала таки к этому финал, кажется получилось хуже, чем все остальное, но так лучше, чем никакого финала.
Комментарии приветствуются, только пожалуйста осторожно =)

В тишине подворотни гулко раздавались звуки ударов, Штирлиц поморщился, он не сомневался в том, кого били. Было в мальчике что-то, выдающее неспособность дать отпор, что-то от жертвы. Может именно это и привлекло его в первую очередь. Нет, не жертвенность, но какая-то мягкость, которая выделяла его из толпы даже в ночном клубе. Штирлиц взял за плечо первого из нападающих и отшвырнул к стене. Опасно сузив глаза, он сказал, хотя его глухой голос был больше похож на рычание. Сказал он всего одно короткое слово – «мое». Молодые и глупые, которым было все равно кого бить, отступили, как отступают гиены, не поделив добычу со львом.
Штирлиц проводил шпану взглядом и посмотрел на скорчившегося человека на земле. Тот не стонал, не шевелился, и, кажется, не дышал. Штирлиц присел на корточки и мягко тронул за плечо.
- Эй, парень...
Голова Администратора дернулась, как от резкого удара и ему потребовалось несколько секунд, чтоб понять - его действительно ударили. Мальчишка на земле прикрывал лицо локтем, именно он мгновение назад смачно поцеловался с челюстью Штира. Дост смотрел снизу вверх, и хоть на дне глаз плескался страх, смотрел он решительно и немного отчаянно. Штирлиц позволил себе улыбку, мальчишка ему нравился - эдакий испуганный, взъерошенный львенок, твердо решивший стоять до конца.
Достоевский внимательно следил за человеком, тот не нападал и даже улыбался, но... Дост не шелохнулся, только поморщился, когда чужие пальцы коснулись разбитой губы, стирая кровь. Человек хмыкнул чему-то своему и поднялся, протянул руку. Достоевский смотрел нерешительно, но чуть насмешливая улыбка была слишком располагающей, и слишком не хотелось оставаться со случившимся один на один. Он сжал кисть, и ему помогли подняться. Рука оказалось неожиданно теплой и дружественной, Дост вряд ли смог бы сказать, откуда взялось последнее определение. Его обняли за плечи, и он сжался под прикосновением. Хрипловатый голос прозвучал уверенно и ободряюще:
- Тихо, Львенок, это был хороший удар, если захочешь, я научу тебя чему-нибудь еще…

Квартира Штира казалась совсем темной из-за плотно задернутых тяжелых штор. Критически осмотрев мальчишку в свете не яркой лапочки, Штирлиц коротко скомандовал - "В душ!" Достоевский не спешил исполнять, он... слово озирался не совсем подходит, скорей с интересом осматривался. Штирлиц мягко подтолкнул его в сторону двери в ванную.
- Иди, я сейчас принесу полотенце.
Парень вошел и плотно закрыл за собой дверь. У Штирлица мелькнула мысль, что он неизвестно, что он стал бы делать, вздумай парень запереться, но возможности такой не было.
Чтоб не пугать гостя, Штирлиц открыл дверь ровно настолько, чтоб просунуть руку.
- Полотенце и переодеться тебе.
Достоевский кивнул, не сообразив, что его не видят.
Пока шумела вода, Штир, время от времени прислушиваясь, готовил коронное блюдо - чай с лимоном и банку тушенки. Ему самому, этого хватало, а гостей он не ждал.
Через десять минут Достоевский появился в дверях кухни. Он больше не походил на отчаянного львенка, скорей на улыбчивого растрепанного воробья: сушенные полотенцем, но не расчесанные волосы образовывали воронье гнездо, штировский спортивный костюм из-за разницы в росте был велик и это бросалось в глаза и улыбка у него была... Штирлиц залюбовался и парень под его взглядом смутился и улыбка погасла, словно ее выключили.
Администратор кивнул на стол:
- Ужин, - кружка чая и открытая банка тушенки.
Парень хмыкнул и как-то очень иронично улыбнулся.
- Спасибо.
Штирлиц стоял у окна и наблюдал. И проклинал судьбу, что все сложилось именно так. Еще в клуба паренек привлек внимание: лицо, грация и волосы. Администратору нравились его густые, вьющиеся волосы, он мог представить, как их можно намотать на кулак и оттянуть голову назад, открывая горло... Штир тряхнул головой, он надеялся выйти из клуба следом, завязать знакомство и, если все сложится удачно, трахнуть. Возможно и без обоюдного согласия. Но на выходе его задержал давний знакомый, и этой пары минут, хватило, чтоб на его предполагаемую добычу позарился кто-то еще.
Сейчас он смотрел как Достоевский ест, как трясет рукой, обжегшись о ручку кружки, смотрел и понимал, что не сможет воспользоваться его уязвимостью, не после того, как протянул руку помощи, не после того, как Дост тихо сказал - "Я не могу в общагу, не хочу пугать однокурсника".
- Спать будешь на диване в гостиной, постельное я сейчас достану. Надо будет что-то, дверь в конце коридора.
Спать не хотелось, оставлять парня тоже, но завтра он уйдет, так что им совершенно ни к чему что-то знать друг о друге.
Достоевский поднял голову когда в нему обратились и в выражение лица, проскользнуло сожаление, прочем что он, незнакомый человек и так был к нему слишком добр, больше, чем он того заслуживал. И развлекать его явно никто не обязан.
- Хорошо, спасибо.
Он улыбнулся, не очень уверенно, но искренне, и Штирлиц не смог не вернуть улыбки.
- Спокойной ночи, львенок.

Уже под утро, так и не уснув, Администратор пришел проведать гостя. Минут сорок он, сидя на полу, следил за тем, как под одеялом вздымается и опадает грудь. Это убаюкивало и сон подкрался незаметно.
Штир проснулся рывком и скинул одеяло... одеяло? Он осмотрелся по сторонам. Диван пустовал, на краю лежала аккуратно сложенная одежда, сам он был накрыт одеялом, выданным вчера ночью гостю. Администратор поднялся и потопал на кухню варить себе кофе, курить и заниматься всем тем, чем обычно занимался, когда ему было никуда не надо. В дверях кухни он замер, гость все еще был тут. Достоевский стоял у окна, глядя наружу. Он обернулся на звук шагов и улыбнулся. Улыбнулся натянуто и совсем не весело. Разделявшее их расстояние он одолел в два шага и остановился когда их разделяли считанные сантиметры. Чтоб помотреть в глаза, Досту пришлось поднять голову. Смотрел он серьезно и очень решительно. Причем решительность эта была другого качества, не как вчера, когда загнанным в угол бил не глядя. Сейчас это была холодная, трезво взвешенная решимость. Он смотрел и словно чего-то ждал. Штирлиц тоже смотрел и не понимал, чего именно от него хотят. Достоевский не выдерживает первым и отводит взгляд, бормочет под нос:
- Давай кончать с этим.
Он опускается перед Штилицем на колени и тянется к ремню.
- Кончать с чем? - на лице Администратора непонимания.
Дост поднимает голову, ухмыляется.
- С платой. Я же не маленький, понимаю, что за все надо платить, - он продолжает улыбаться а Штиру кажется, что парню больно.
Не дожидаясь ответа Достоевский берется за ремень, его голова чуть наклонена на бок, и Штирлиц не может удержаться от того, чтобы отодвинуться прядь волос и коснуться шеи пальцами. Мальчишка замирает и наклоняет голову еще ниже к плечу, подставляя шею под прикосновение. Штирлиц ухмыляется, проводит пальцем вдоль сонной артерии и делает то, чего ему так хотелось - запускает руку в волосы и сжимает, жестко. Парень слабо дергается и с шипение втягивает воздух. Штирлиц заставляет Доста откинуть колову назад и в этот момент замечает усмешку на губах парня, презрительную и вызывающую. И ликующий, словно он, Штир, делает именно то, чего от него ждут. Администратор растягивает губы в улыбке.
- Разочарую тебя, львенок, все будет не так.
Мужчина наклоняется и с невероятной нежностью касается губами разбитых губ Достоевского. Нежность смущает и обескураживает того, куда больше, чем надвигающиеся насилие.
Штирлиц разжимает пальцы и грива волос рассыпается по плечам, падает на лицо, и мальчишка тут же опускает голову, пряча за волосами лицо. Штирлиц смотрит на Достоевского и не понимает. Парень минуту назад заигрывающий и, кажется, готовый на все, вдруг выглядит поникшим и потерянным. А Дост сидит на полу и чувствует себя униженным как никогда в жизни. Решится на то, на что решился он, наплевав на гордость, на самоуважение. Проснувшись утром он не ушел, мог, должен был и не смог. Он заметил, какими глазами смотрел на него спаситель, и он спас, действительно спас, и даже не тогда, когда разогнал шпану, а когда не бросил, когда накормил, когда ни словом ни жестом не дал почувствовать себя обязанным. Это бескорыстность тронула, тронуло так, как он от себя не ожидал. И Дост выбрал то, что посчитал самым подходящим, самым... назвать это правильным он не мог, поэтому назвал уместным. Только все пошло не так. Ну что Штирлицу стоило просто принять, просто позволить ему сделать это и уйти. Выстроенный план действий рухнул и что делать дальше Дост не знал. Было неловко и стыдно и больше всего на свете хотелось провалится сквозь землю или умереть, умереть прямо здесь и сейчас. Дост не заметил, как Штирлиц протянул руку и только почувствовал прикосновение теплых, немного шершавых пальцев к щеке. Растерянный, он увидел в этом выход. Рано или поздно придется что-то делать, что-то решать и как-то жить дальше, так почему бы не сейчас и не так, ведь хуже уже не будет. Не поднимая головы, опасаясь увидеть выражение лица Штира, Достоевский потерся щекой о руку. Штирлиц, успевший занервничать, посчитал это хорошим знаком. Он взял лицо юноши в ладони, и мягко, но настойчиво заставил парня посмотреть в лицо. Он не смог идентифицировать то странное выражение глаз, от которого у него защемило сердце. Администратор сделал единственное, что пришло в голову, он сгреб парня в охапку, прижал к себе и, поднявшись, понес на кровать. Достоевский не сопротивлялся и даже обнимал Шрира за шею. Демоны в голове Доста рвали его на части - все надо - не надо, постыдно, страх одиночества, благодарность, годами вбиваемые в него приличия... А Штирлиц не думал, он делал, он тянул за собой из персонального ада одного отдельно взятого человека.
Штир плохо понимал, что происходит, но явно что-то плохое, он видел это в выражении лица, чувствовал в напряженности тела. Уложив парня на кровать Штир пытался растормошить его как умел. Гладил по волосам и целовал, целовал веки и виски, улыбаясь, как он надеялся, тепло и располагающе, касался губами носа и подбородка, уголка губ. И он говорил, звал Львенком и нес какую-то бессвязную чушь.. Достовский плохо понимал слова, но чувствовал интонацию. Нежность и терпение в голосе успокаивали, к ним хотелось тянуться. Одежда скоро стала лишней, хотелось казаться кожи, делится теплом и отдавать, отдавать обратно эту нежность и ласку, эту трепетность каждого касания. Увлекшись, понял, что он делает Штирлиц только тогда, когда его руки остановились на молнии джинс Достоевского. Штирлиц быстро глянул в лицо Доста и получил в ответ едва заметный, но уверенный кивок. Происходящее дальше со стороны могло сойти за священнодействие. Медленно сползает с бедер ткань, поцелуи, отмечающие каждый сантиметр открываемой кожи, смазка согретая в руках и первый стон, слетевшись с губ распластанного на постели Достоевского. Штирлиц никогда и не с кем был так внимателен и терпелив и представить не мог, как это может так окупаться. Мальчик ярко отзывался на любую ласку. Он стонал, когда ему целовали шею или гладили вдоль позвоночника, разнося по спине сладкие мурашки, он выгибался, запрокидывая голову, стоило только Штиру изменить ритм. Достоевский оказался утонченным инструментом и Штирлицу нравилось на нем играть. Под натиском губ и умелых пальцев мальчишка тоже кончил. Он лежал уткнувшись носом в шею Штиру и тяжело дышал. Утомленный он был спокоен и даже счастлив и Штирлиц улыбался этому как чуду. Они лежали, а время шло, принося с собой осознание. И в тот момент, когда в голову Дотоевского пришла предательская подлая мысль - "а что дальше", Штирлиц потянулся.
- Ну что, Львенок, куда ты хочешь отправится завтракать?